Неточные совпадения
Была пятница, и в
столовой часовщик Немец заводил часы. Степан Аркадьич вспомнил свою шутку об этом аккуратном плешивом часовщике, что Немец «сам был заведен на всю жизнь, чтобы заводить часы», — и улыбнулся. Степан Аркадьич любил
хорошую шутку. «А может быть, и образуется! Хорошо словечко: образуется, подумал он. Это надо рассказать».
На руке своей Клим ощутил слезы. Глаза Варвары неестественно дрожали, казалось — они выпрыгнут из глазниц.
Лучше бы она закрыла их. Самгин вышел в темную
столовую, взял с буфета еще не совсем остывший самовар, поставил его у кровати Варвары и, не взглянув на нее, снова ушел в
столовую, сел у двери.
— «У него будет особенно
хороший обед, — задумчиво отвечал барон Крюднер, — званый, и обедать будут, вероятно, в большой
столовой.
Она вынула лучшее
столовое белье, вымытое, конечно, белее снега и выкатанное так, хоть сейчас вези на выставку; вынула, наконец, граненый хрусталь, принесенный еще в приданое покойною женою Петра Михайлыча, но хрусталь еще очень
хороший, который употребляется только раза два в год: в именины Петра Михайлыча и Настенькины, который во все остальное время экономка хранила в своей собственной комнате, в особом шкапу, и пальцем никому не позволила до него дотронуться.
— Да, я сама так думала сначала… Но теперь вечера такие холодные. Уж
лучше в
столовой. А мужчины пусть сюда уходят курить.
Зажили мы у Бурлака втроем по-хорошему, впрочем не — надолго. Как-то мы пришли от А. А. Бренко рано и стали раздеваться. Вдруг звонок. Федя с кем-то говорит, спорит, и в
столовую вваливается седой бородатый мужчина в поддевке и широкополой шляпе...
Чтобы положить конец этому прению и не потерять редкого в эту пору
хорошего дня, Долинский, допив свою чашку, тихонько вышел и возвратился в
столовую в пальто и в шляпе: на одной руке его была перекинута драповая тальма Доры, а в другой он бережно держал ее серенькую касторовую шляпу с черными марабу.
Жилая комната купеческого дома, представляющая и семейную
столовую, и кабинет хозяина, в ней же принимают и гостей запросто, то есть родных и близких знакомых; направо (от актеров) небольшой письменный стол, перед ним кресло, далее железный денежный сундук-шкаф, вделанный в стену; в углу дверь в спальню; с левой стороны диван, перед ним круглый обеденный стол, покрытый цветной салфеткой, и несколько кресел; далее большая горка с серебром и фарфором; в углу дверь в парадные комнаты; в глубине дверь в переднюю; с правой стороны большой комод, с левой — буфет; вся мебель хотя не модная, но массивная,
хорошей работы.
Генерал (Татьяне). Пошлите его ко мне, я буду в
столовой пить чай с коньяком и с поручиком… х-хо-хо! (Оглядывается, прикрыв рот рукой.) Благодарю, поручик! У вас
хорошая память, да! Это прекрасно! Офицер должен помнить имя и лицо каждого солдата своей роты. Когда солдат рекрут, он хитрое животное, — хитрое, ленивое и глупое. Офицер влезает ему в душу и там все поворачивает по-своему, чтобы сделать из животного — человека, разумного и преданного долгу…
У меня в так называемом зале были: диван, обитый настоящею русской кожей; стол круглый, обтянутый полинявшим фиолетовым плисом с совершенно бесцветною шелковою бахромою;
столовые часы с медным арапом; печка с горельефной фигурой во впадине, в которой настаивалась настойка; длинное зеркало с очень
хорошим стеклом и бронзовою арфою на верхней доске высокой рамы.
А нос я вам советую положить в банку со спиртом или, еще
лучше, влить туда две
столовые ложки острой водки и подогретого уксуса, — и тогда вы можете взять за него порядочные деньги.
Доктор. Все равно. Отварной
лучше… Так на бутылку воды
столовую ложку салициловой кислоты, да и велите перемыть все, чего касались даже, а их самих, молодцов этих, разумеется, вон. Вот и все. Тогда смело. Да того же состава через пульверизатор в воздух пропустите, стаканчика два, три, и посмотрите, как хорошо будет. Совершенно безопасно!
— Конечно, нехорошо, да кто же мог предвидеть это? Нам с сестрой эта квартира велика: одна комната остается лишняя — отчего ж не пустить в нее
хорошего человека? А
хороший человек взял да и врезался. Да мне, по правде сказать, и на нее досадно: ну чем Кузьма хуже ее! Добрый, неглупый, славный. А она точно его не замечает. Ну, вы, однако, убирайтесь из моей комнаты; мне некогда. Если хотите видеть сестру с Кузьмой, подождите в
столовой, они скоро придут.
О той же вдове Данилов рассказывает, что она, каждый день решительно, призывала во время обеда кухарку и тут же, в
столовой, приказывала сечь ее: «И потуда секут, и кухарка кричит, пока не перестанет вдова щи кушать; это так уж введено было во всегдашнее обыкновение, видно, для
хорошего аппетита» (стр. 43).
Огромная, крытая ковром
столовая с длинными столами и с диванами по бортам, помещавшаяся в кормовой рубке, изящный салон, где стояло пианино, библиотека, курительная, светлые, поместительные пассажирские каюты с ослепительно чистым постельным бельем, ванны и души, расторопная и внимательная прислуга, обильные и вкусные завтраки и обеды с
хорошим вином и ледяной водой, лонгшезы и столики наверху, над рубкой, прикрытой от палящих лучей солнца тентом, где пассажиры, спасаясь от жары в каютах, проводили большую часть времени, — все это делало путешествие на море более или менее приятным, по крайней мере для людей, не страдающих морской болезнью при малейшей качке.
Я
лучше и яснее всего в жизни помню вечер этого дня: я лежал в детской, в своей кроватке, задернутой голубым ситцевым пологом. После своих эквилибристических упражнений я уже соснул крепким сном — и, проснувшись, слышал, как в
столовой, смежной с моею детскою комнатой, отец мой и несколько гостей вели касающуюся меня оживленную беседу, меж тем как сквозь ткань полога мне был виден силуэт матери, поникшей головой у моей кроватки.
Ничего не добившись, инспектриса ушла, бросив нам на прощание зловещее и многозначительное: «eh bien, nous verrons». [Eh bien, nous verrons — ну, что ж, посмотрим (фр.).] Это зловещее «nous verrons» не предвещало ничего
хорошего, и хмурые, понуренные пошли мы завтракать в
столовую.
Открывала
столовые, кормила, устраивала хлебопекарни; добилась того, что присланный никуда не годный семенной овес был заменен
хорошим.
— Господа, это невозможно! — сказал доктор, входя в
столовую, все еще красный и ломая руки. — Это… это комедия! Это гадко! Я не могу.
Лучше двадцать раз судиться, чем решать вопросы так водевильно. Нет, я не могу!
Из того раздумья был один исход —
столовая или лестница. В
столовой ему нечего было делать: если б встретился
хороший человек, он бы выпил с ним пива; а так, одному… Оставалась лестница.
В
столовой, рядом, давно уже ходили, разговаривали и стучали посудой. Потом все затихло, и послышался хозяйский голос Сергея Андреича, отца Павла, горловой, снисходительный басок. При первых его округлых и приятных звуках будто пахнуло
хорошими сигарами, умной книгой и чистым бельем. Но теперь в нем было что-то надтреснутое и покоробленное, словно и в гортань Сергея Андреича проник грязно-желтый, скучный туман.
Как и в 1891-м году, я считал, что наилучшая форма помощи — это
столовые, потому что только при устройстве
столовых можно обеспечить
хорошей ежедневной пищей стариков, старух, больных и детей бедных, в чем, я полагаю, состоит желание жертвователей.
— Вы к графу Кириллу Владимировичу, ma chère? — сказал граф из
столовой, выходя тоже в переднюю. — Коли ему
лучше, зовите Пьера ко мне обедать. Ведь он у меня бывал, с детьми танцовал. Зовите непременно, ma chère. Ну, посмотрим, как-то отличится нынче Тарас. Говорит, что у графа Орлова такого обеда не бывало, какой у нас будет.